Мы возвращались с острова Мон-Сен-Мишель. Впереди шли и весело щебетали обвешенные фотоаппаратами японцы. Казалось, что их живое восприятие окружающего европейского мира настолько благотворно сказывается на их самочувствии, что об усталости они вспомнят лишь в самолёте на обратном пути на далёкие острова.
В отличие от них я чувствовала себя выжатым лимоном. Хрустящие французские булки в пакетах японцев настойчиво притягивали взгляд. Желание отломить кусок и запить его холодным молоком, налитым в прозрачный высокий стакан, было так велико, что я почти физически ощутила вкус этой простой, с запахом детства еды.
— Ужинать поедем в Канкаль. Это не так далеко — голос как будто издалека, прервал мои незамысловатые мечты о булке с молоком — Ресторан Côté Mer с двумя звездами гида Michelin славится своей необыкновенной кухней. К тому же там самые лучшие во Франции устрицы.
Устрицы. В русской кухне они присутствуют не везде и не всегда. Я родилась и выросла в центре России и устрицы для меня были чем-то абстрактным, какой-то частью общего размытого понятия «морепродукты».
Впервые я попробовала их во Франции. Свои впечатления я сравнила бы с ощущениями главного персонажа рассказа А. П. Чехова «Устрицы». Правда, в отличие от главного героя, ела я их не от голода, но так же впервые и под пристальным вниманием зрителей.
«Через минуту собирается толпа и глядит на меня с любопытством и смехом. Я сижу за столом и ем что-то склизкое, соленое, отдающее сыростью и плесенью….Мне кажется, что если я открою глаза, то непременно увижу блестящие глаза, клешни и острые зубы…» А. П. Чехов. «Устрицы».
Положив это нечто скользкое и холодное в рот, я вдруг вспомнила, что оно живое и это живое надо проглотить! Глаза застыли в ужасе. Растерянность и борьба между правилами этикета и невозможностью погубить бедное живое существо, стали настолько явными, что привлекли всеобщее внимание. Пауза затянулась. Наблюдатели застыли в нетерпеливом ожидании развязки спектакля под названием «Эта странная русская». Но разум поддается внушению и постепенно устрицы стали восприниматься обычной едой.
Через полчаса мы уже ехали в сторону Канкаля. Солнце прощалось и уходило за горизонт, оставляя на воде багрово-красный след. На пустынном пляже у одной из деревень лицом к морю и солнцу раскачивалось на качелях белокурое дитя. И, кроме неё, ни единой души вокруг. Ни на дороге, петляющей вдоль берега, ни среди домов, ни на лугах, где уставшие за день тучные коровы сбивались на ночлег в тесный кружок. Лишь старые ветряные мельницы бесшумно размахивали своими деревянными крыльями, распугивая залетевших со стороны океана чаек.
Я слушала рассказ про Канкаль.
Этот город разместился в таком благоприятном для устриц месте, что каждый раз во время отлива океана устриц на песке оставалось так много, что сборщики наполняли большие корзины за несколько минут. Благодаря устрицам маленький поселок рыбаков получил статус города. Короли обожали устрицы и почему- то происхождением именно из этих мест. Специальные экипажи неслись с большой скоростью из Канкаля в Париж, чтобы успеть доставить свежих моллюсков к королевскому столу.
Постепенно, где-то к середине XIX века, собираемых устриц стало катастрофически не хватать. Не то они плодиться стали меньше, не то любителей этого деликатеса стало больше. Чтобы ограничить процесс поедания любимого продукта и избежать его полного исчезновения, во Франции издали указ, согласно которому собирать устрицы можно было только в те месяцы, в названии которых содержится буква «R». Эта мера тоже не помогла. Чем больше запрещают, тем больше хочется.
Следующий указ разрешил импорт устриц из других стран. Идея искусственного выращивания устриц первым пришла в голову японцам. Французы, конечно, так не считали и с середины XIX века начали создавать устричные плантации с полной уверенностью в гениальности своего открытия.
В Канкале такая плантация занимает около сотни гектаров и чайки ежедневно кружатся над этим богатством в надежде найти дырку в металлической сетке, в которой мальки устриц быстро набирают вес. Иногда чайкам это удается. Штормовая погода может сорвать и выбросить какую-нибудь поврежденную стихией сетку на берег к всеобщей радости морских птиц…
К ресторану Côté Mer мы подъехали, когда уже совсем стемнело. Черная темнота сливалась с небом и океаном без границ и линий горизонта. За входной дверью открылся освещенный зал, похожий на уютную домашнюю гостиную. Блеск столовых приборов на белоснежной скатерти слегка отражался на стекле хрупких бокалов на тонких ножках.
Устрицы на ледяной подушке, окруженные изящными дольками лимона, предстали во всем своем великолепии. Они обладали тем неповторимым вкусом, который не поддается объяснению словами. Их вкус был настолько совершенным, что остался служить образцом для последующего сравнения со вкусом устриц, собранных в других местах.
Во время последующего движения вдоль берегов Бретани были ещё рестораны и были устрицы. Но повторения вкуса устриц Канкаля не было. Может, сказалось всего лишь воображение, разыгравшееся на фоне романтики ресторана между звёздным небом и чёрным океаном. А может, правы были короли, желавшие видеть на своем столе именно устрицы Канкаля.
Возвращение в отель оказалось таким поздним, что Мон-Сен-Мишель чудился тёмной глыбой с мерцающими огнями далёких фонарей. В кельях спали монахи, а в отелях — любознательные японцы. Утром ждала дорога…